15. Четвёртый курс - Кирилл А. Морозов

После летнего каникулярного отпуска мы вернулись в ЛМК. И снова это был конец августа. Всё! Окончен третий курс. Мы теперь вообще самые старшие в ЛМК!
Четвёртый курс начался с приятного сюрприза. В ЛМК в сентябре 1994 года вновь набрали девушек. Их было немного, всего 15 курсанточек. Мы конечно слышали про такие планы руководства снова набрать радисток, но не особо верилось. И вот это случилось.
Конечно же, большая часть колледжа распушила хвостики павлиньи и начали интенсивно знакомиться с ними. А девушки были как будто специально отобранные на конкурс красоты. Все красивые, обаятельные и конечно же фигуристые. И в течении первых месяцев, все девушки были заняты. Они приходили на занятия по утрам, и убывали вечером после ужина. Все были местные и в кубрике на ночь не оставались. Некоторые девушки были из области, и они снимали квартиры. Приняты они были в 11ю роту, там где были и судоводы и связисты нового набора. Они так же приходили на дискотеки, некоторые даже в своих курсантских формах. А форма у них была не как наша флотская, а как форма моряков-контрактников. Куртки, белые рубашки и юбки. Девушка в форме это просто богиня!
На 4-м курсе у нас появилось еще несколько новых предметов, но это уже были не основные, а сопутствующие предметы. Мы изучали устройство навигационного оборудования, гирокомпаса (преподаватель Гуляев). Метрологию, преподавателем была молодая красива женщина лет до 30, фамилию не помню, но знаю, что она была замужем за выпускником ЛМУ ранних выпусков.
Были еще новые предметы, я их не помню.
Обучение на 4-м курсе было как по инерции. Сильных напрягов не ощущалось. Только по внутреннему распорядку старший мичман Петровцев нас иногда погонял, но уже не так яро как это было год назад.
В кубрике появилась приставка «Денди». И мы все, парни за 20 лет гоняли в эту приставку по очереди. Тогда же шел классный молодежный французский сериал «Элен и ребята». Мы его смотрели только ради молодых француженок которые в нем снимались. Было много свободного времени.

После занятий нам не надо было думать о сампо. Мы часто играли в бильярд, или просто валялись на шконках.
К тому времени Турчик принял от выпускника-земляка музыкальное оборудование, и мы стали вести дискотеки. Иногда вечерами мы с ним писали небольшие и забавные музыкальные композиции. Один раз даже использовав музыку группы «Ноль», записали песню сочинив свои слова. Эту композицию нас попросила написать одна девушка-курсант, для поздравления с юбилеем своего отца. Слова она нам дала, по словам мы выбрали наиболее подходящую под рифмы музыку, и получился опус. Потом было много благодарностей. Песня понравилась всем, кто ее слушал.
Дискотеки к тому времени перенесли в кубрик первого этажа второго подъезда, где на сессиях проживали заочники.
Заочники приезжали 2 раза в год на сессии. Это были уже взрослые мужики, которые переучивались с младшего на старший состав судов или приобретали дополнительные специальности.
Нам разрешили проживать вне стен ЛМК. Нам это не местным. Мы получили «постоянные» увольнительные билеты, и свободные от дежурств курсанты, записавшись в книгу уволенных, покидали ЛМК после занятий в любое время.
Втроем, я, Пэх и Джон решили пожить в общежитии, на ул. Федюнинского в Рамбове. Это была бывшая общага какого то комбината, но комбинат уже к тому времени развалился, и общагу сдавали всем желающим за умеренную плату. И вот мы, имея «своё отдельное жильё», втроём вселились в комнату. Как взрослые люди. Сами себе готовили еду, покупали продукты, ну или их добывали на камбузе. Тайны нет никакой. Иногда могли на складе разжиться картошкой и маслом. Хлеб тоже собирали со столов оставшиеся целые куски. По выходным даже не приходили в Дурку на приём пищи. Спали сколько хотели, устраивали вечеринки. Познакомились там с другими девушками и часто с ними отмечали какие нибудь праздники.
Помню был такой эпизод, нас пригласили на школьный вечер перед новым годом ученики средней школы. Предвыпускной 10-й класс. Мы сходили. Это было ностальгическое чувство. Когда то и мы будучи в школе проводили под присмотром учителя классные вечера. А теперь было очень интересно смотреть на тех таких же как мы когда то учеников. Все были одеты в самые свои лучшие одежды. Девушки в платьях сильно отличавшихся от школьных. А парни в джинсы и в самые лучшие рубашки или свитера «БОЙС».
Им еще было по 15-16 лет. Нам было более 21-го года. Мы были в курсантских формах и в мицах.
Были времена, есть что вспомнить. Самые впечатляющие времена это были именно старшие курсы. К тому же мы были первыми со сроком обучения 4 года и 4 месяца. До нас все выпускались техниками со сроком обучения 3 года и 4 месяца. То есть полных 3 года и 4 месяца на 4-м курсе. У нас же было полных 4 года и 4 месяца на 5-м курсе.
Нам уже было вообще не интересно гонять младшие курсы. У нас были другие интересы. Некоторые занимались спортом вне колледжа. Я, Пэх и Джон устроились на подработку ночными сторожами на стадион.
К тому времени у нас появился новый физрук. Василий (или Виктор, не помню) Тадеевич. Он был профессиональным боксёром и тренером. Он нас и пристроил на стадион. Мы дежурили ночь через две. Главное не попасть в наряд. Появились кое какие деньги.
В ноябре 1994 года, в Питере с дружественным визитом прибывала королева Великобритании и северной Ирландии Елизавета II-я.
Она прилетела на личном самолёте, но в Питер прибыла её яхта с золотой полосой на борту. Зоя Николаевна Черкасова нам рассказала, что необходимо съездить в Питер и посмотреть на флот её королевского величества. Вместе с королевской яхтой прибыл в охранении и сопровождении военный эсминец «Глазго». Нам Черкасова рассказала на английском языке про то, что военный флот в Англии полностью весь содержит Королева. Служба на флоте считается очень престижной и может дать очень обеспеченную путёвку в жизнь. Туда отбирают только сильных и высоких матросов с очень хорошим здоровьем и имеющими образование не ниже колледжа. Вот так служба на флоте в Англии была поставлена на высокий уровень. То есть молодой парень, окончив колледж, и имеющий хорошее здоровье, стремился сам попасть на службу в королевский флот.
У нас в колледжи поступали ради отсрочки от службы, у них в колледжи поступали ради дальнейшей службы во флоте. Вот такая разница.


Фото нашел в интернете. Яхта её королевского величества в Санкт-Петербурге. По борту яхты, по всему периметру корпуса нанесена полоса из золота. Я не знаю, зачем на этой полосе делают акцент, но часто слышал в сообщениях «…королевская яхта с золотой полосой пришвартовалась у…» или «…яхта её величества с полосой из чистого золота вошла в порт …». Там и так понятно, на яхте всё дорого-богато. Ну и сообщали бы более подробно, например «…яхта с королевской задницей и золотыми унитазами прибыла с дружественным визитом…к шейху с золотыми писсуарами…»


А это уже наше фото на фоне той же королевской яхты с золотой полосой. Фотограф взял ракурс на яхту. Но наши лица различимы.
Слева Я, Мадонна, Димка Ш. Турчик.
Очень красивое судно. Яхтой назвать его сложно. Это полноценный корабль в желто-черном окрасе. Множество кают, всевозможных залов и вип-приёмных. Обслуживающий персонал в белых перчатках и строгих костюмах. Есть даже смычковый оркестр на борту. Про зарплаты говорили, что очень высокие. И попасть туда на работу можно было только через строгий отбор и личные рекомендации приближенных королевы. Многие члены экипажа яхты имели титулы лордов или родственников из парламента.
По набережной гуляли военные английские моряки с эсминца «Глазго»
Сделали с ними пару фото.

На их бескозырках на ленточках написано «HRM GLASGOW», что переводилось как «Her Royal Majesty Giasgow» ЕЁ КОРОЛЕВСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО эсминец ГЛАЗГО.
С морячками мы объяснились быстро. Зоя Николаевна нас хорошо подготовила. Мы на английском языке их попросили сфотографироваться с нами. А точнее спросили у них разрешения с ними сделать фото. Одного звали кажется Тимоти (Тим), другого Бон (Боннапард). У них видно широкие улыбки, это по тому, что у них какой то шаблон говорить «Чиииззз» перед фото. Я думал это байка про «скажи чииииззз» перед снимком. Но нет. Отчетливо помню как они вдвоем в этот момент протянули этот самый «чиииззз».
Во время учебы мне так и не довелось ступить на заграничную землю, но посчастливилось сделать фото с элитными моряками Королевы Елизаветы.
А вообще у нас многие курсанты во время практик побывали в заграничных походах. Некоторые на ОИС «Дёмин» сходили в Хельсинки, Стокгольм, Копенгаген. Один при мне сходил на ОИС «Полюс» в Иран. Судомехи были в Норвегии, Сирии и во Вьетнаме.
Сессию зимнюю сдавали легко. Я во всяком случае не помню, что бы было какое то беспокойство. Нам даже на некоторых предметах не возбранялось пользоваться конспектами, но только строго своими. Так Лобко нам и сказал, если это ваш конспект, то разрешаю вам по нему отвечать на билет. От этого вы только еще лучше запомните мои занятия. Хороший был мужик.
А судоводы рассказывали, что у него тоже были занятия по РЛС. И когда он им пояснял электросхемы РЛС, то кто-то спросил, зачем нам судоводителям, знать эти все внутренности РЛС? Прекрасный был ответ от Лобко: «Встанете вы утром с бодуна, да споткнетесь да и ушибётесь об РЛС. И вот когда вас врач будет спрашивать, где и как получили травму? Так вот, что бы не опозорить наш колледж и не ответить, что вы ударились об какую-то херню, вы должны знать, что вы ударились об РЛС. Так хоть что бы вы знали, что вы ударились именно об РЛС.».
Прошла зимняя сессия. Наступил новый 1995-й год. Учеба протекала спокойно и легко. Мы знали, что это наши завершающие занятия.
Потом был очередной зимний каникулярный отпуск. Он пролетел как пуля, быстро и незаметно. В этот раз я добирался домой на перекладных. От Питера до ближайшего города с вокзалом я доехал на поезде. К тому времени страна разваливалась с катастрофической скоростью. Автобусный парк моего города тоже разваливался. Запчастей на автобусы уже не было. И автобусы ходили не по расписанию, а наугад. Пришел автобус, рейс состоялся. Не пришел, значит не судьба. На автовокзале в справочной сказали, что билетов нет и продаваться они будут только по факту прибытия автобуса. Но в то же время начали курсировать маленькие «пиратские» ПАЗики и «Кубанцы». То есть на вокзал они не заходили, а по-тихому делали подсадки до вокзала. То есть водители, кто смог забрали себе автобусы из развалившихся совхозов, поставили их на ход и по-тихому зарабатывали перевозкой пассажиров на тех направлениях, где можно было набрать много пассажиров. «Кубанец» это конечно не «Икарус», а что делать? Домой хотелось попасть любым способом. И вот я, быстро поняв, что перед въездом на территорию автовокзала стоит такой вот «скотовозик» с номерами моего региона, и в него идет полным ходом посадка. Места сидячие все заняты, и народ набивался стоя, с баулами и чемоданами. У меня была лишь дорожная сумка, а в ней была бутылка водки, консерва, хлеб и всякая мелочь. Денег у меня было совсем мало. Я ведь надеялся попасть на автобус из автоколонны, в которой работали мои родители, а вышло так, что автобусов больше не предвиделось кроме этой «барбухайки», за рулем которой был дедок-степняк, больше похожий не на водителя а на чабана-тракториста. Водители, которые водили междугородние «Икарусы» были одеты в строгие брюки и белые рубашки. А наш нынешний был одет в просаленную рваную и промасленную фуфайку, ватные штаны и облысевшую клоками ушанку, с ушами завязанными сзади.
Я протиснулся в салон, пропихнулся в самый зад и устроился на запасном колесе. В задней части сидений не было, а были какие то ящики с инструментом, запчастями, еще каким-то хламом и запаской. Вот на нее я и уселся. Вот так по скотски планировал ехать почти 300 километров. Оставалось только молиться, чтобы этот ископаемый «кубанец» не сломался в дороге. Была зима, январь и выезжали мы около 4 часов вечера. Уже стемнело и начинался снегопад с ветром. Мороз был градусов 10.
Я уже представлял как буду долго и мучительно ехать часов 8 не меньше на этой запаске. Казалось бы, куда еще хуже? Однако стало намного хуже. Эта «шушлайка» постоянно глохла на светофорах, троила, дергалась, а переключение скоростей сопровождалось хрипами, стуками воем и прочими звуками. Проехав после города километров 80, «Кубанец» совсем не хотел ехать и набирать скорость. Водитель-чабан постоянно матерился и сплёвывал себе под ноги. Так с дерганьями и воем мы часа за 3 доехали до поворота в первый населенный пункт. На повороте водитель объявил, что дальше не поедет, а будет дотягивать до села. Народ понял, что это было неизбежно, и все согласились ехать в село. Было часов 7 вечера, дул ветер со снегом и никому не хотелось торчать на трассе. Но мне такой поворот дел не нравился. В том селе конечно был вокзал, но я очень хотел домой. Я принял решение идти пешком по обочине, надеясь на попутных лояльных водителей.
И вот я иду по обочине пешком. Ночь, трасса, ветер, снег, мороз. Редкие легковушки проносились мимо и на меня внимание никто не обращал. Да оно и понятно, я бы и сам не решился ночью подбирать на трассе попутчиков. Мало ли кто и с какой целью вышел на трассу. Был 1995-й год, все газеты и новости пестрили сводками об ограблениях на трассах. Бандитизм, рекет и просто «джентельмены удачи» выходили на трассу с целью грабежа.
Я шел быстро как было возможно. Ветер постоянно менял направление, и спрятать лицо было невозможно. Да и одет я был не слишком по-зимнему, в модную короткую клубную куртку на синтепоне и в шерстяную кепку с ушами. На ногах хромачи на 2 носка. Прошел я примерно по времени минут 40, потом решил, что бы не замерзнуть, надо дать организму пищу. Я достал водку. Это был «МакКормик». Вез домой в подарок на стол. Откупорил бутылку, достал лимонад и консерву. Консерву потом решил не открывать. Просто сделал глоток из горла и запил его лимонадом. Далее опять шел. По моим подсчетам, по обочине на ночной холодной и тёмной трассе, я прошел километров 7. Я знал, что напиваться в холод нельзя. Да и силы могли иссякнуть в борьбе с ветром. Мимо меня проехало машин не больше десятка. Никто не остановился.
И вот я услышал сзади надрывный вой дизеля. Это медленно шел «КАМАЗ». Он был груженый с прицепом и ехал не особо быстро. Я на удачу решил махнуть рукой. И о чудо! Он включил правый поворот и съехал на обочину. Я подошел к кабине и открыл дверь. Водитель был огромный русский мужик. Спросил, куда я так путешествую? Я сказал, что иду домой. Он спросил в какой город мне надо. Я ответил. Он сказал, что ему намного дальше но по пути и пригласил садиться в кабину. Я залез. В руках у меня была бутылка водки с отпитым одним глотком. Через куртку он увидел, что я в морской форме. Он сделал вывод, что я матрос-срочник и наверное дембель. Я ему рассказал краткий свой путь от Питера. Предложил ему за лояльность в подарок «МакКормик». Он сказал, что ничего с меня не возьмет. Предложил кофе с бутербродами. Я ел в тот день часов в 11 утра перед прибытием поезда на вокзал. В животе было ощущение голода, но 3,5 года у меня выработалась привычка не замечать чувство голода.
Так я доехал с дальнобойщиком до окраины своего городка. Он пожелал мне удачи и поехал по объездной дороге. И вот он мой городок, светится в темноте. Тёплый, уютный, родной. Меня переполняло чувство победителя в авантюрной затее идти пешком 200 километров ночью по трассе зимой. Ну а в своем городе я уже и сам добрался до своего дома.
Обратно из отпуска уезжал я на «Икарусе».
После прибытия в Дурку, я уже не так сильно ностальгировал по дому. Мне остался всего то годик отучиться.
Случилось в ЛМК еще одно ЧП. Однажды после ужина через час у меня поднялась сильно температура. И она не была похожа на простудную или ОРВИ. Как то странно всё внутри жгло и болело. Раньше температура у меня тоже случалась, но быстро лечилась препаратами УПСА. А тут ничего не помогало. Даже слабость начала меня одолевать. Это был субботний вечер. Я собрал вещи, предупредил дежурного по роте и пошел в санчасть.
Там было уже двое таких же как и я, но они были в изоляторе. У меня были те же симптомы. Но места в изоляторе не было, и меня положили в обычную палату. Потом еще в течении часа в санчасть поступило человек 5 курсантов. А к утру с такими же симптомами пришли в санчасть и мои сокурсники Пэх и Зюба. Далее в течении дня еще приходили курсанты с высокой температурой. Стало понятно, в ЛМК началась непонятная эпидемия. К вечеру воскресенья все места в санчасти были заняты, а курсанты пребывали как конвеер. Были вызваны все работники санчасти и большая половина офицеров. Первичные анализы показали, что заболевание инфекционное. Ночью в ЛМК, в корпусе судомеханического факультета в свободном помещении с кубриками были организованы коечные места для больных. Я не помню число заболевших курсантов, но точно знаю, тогда слегло больше половины курсантского состава. Оказалось, потом что инфекция называлась псевдо-туберкулез. Я не медик, не знаю что это за гадость, но она уложила в койки львиную долю курсантов. Потом по палатам проходили какие то незнакомые офицеры и брали пояснения, у курсантов. Как узнали что больны, какая смптоматика, сами что думаете?
В тот вечер когда стали поступать курсанты в санчасть, на ужин давали тушеную капусту с картофелем. Вероятно что то было в этих овощах. Эпидемия бушевала больше 3-х недель. Потом пошла на спад. Мы каждый день по 3 раза глотали пилюльки и пили микстуру. У меня температура пошла на спад после 10 дней лечения. Больше месяца колледж был на карантине. Занятий не было. Увольнений тоже. И дискотеки прикрыли.
К концу второй недели лежания в санчасти стало совсем скучно. И вот когда настали выходные, а большая часть курсантов пошла на поправку, мы с Пэхом решили проведать наших знакомых рамбовских девушек. К тому же у одной из них было день рождения. Мы дождались когда в санчасти будет отбой и последние градусники соберут из подмышек, рискнули через окно 2-го этажа, по водосточной трубе вылезти из «деревяшки». Мы свернули из подушек скатки и накрыли их одеялами. В темноте казалось что курсант спит укрывшись одеялом с головой. Парни в палате были из разных курсов. Мы их попросили нас прикрыть если что. Конечно же все были не против.
И вот мы в пижамах под покровом ночи вылезли через окно, отогнули сетку которой оно было символически прикрыто, спустились по водостоку и пригибаясь побежали в свой кубрик. Там переоделись в гражданскую форму, и через свинарник вышли в город. Дежурный по свинарнику нас знал и улыбкой проводил в «самоход». Тотального контроля за курсантами во время эпидемии не было. Дежурные не ходили по ротам во-избежании распространения инфекции. Мы тогда прибежали к девушкам домой. Стол был шикарным. Мы выпивали, закусывали, веселились. Примерно через час мы с Пэхом стали краснеть пятнами. А еще через пол часа стали пунцово-алого цвета. Это шла реакция на антибиотики. Часа в 4 утра гости стали расходиться. Мы тоже побежали в Дурку. Тем же путем, но уже в пьяном состоянии. Пробрались сначала в роту, переоделись в пижамы и полезли по водостоку в санчасть. Но обратно был путь намного тернистее. Когда мы оттуда вылезали, сетку отогнули ногами от себя и просочились через щель. А вот обратно надо было ее отгибать на себя. Так мы пролазили больше 15 минут. И с каждым мгновением боялись, что нас висящих на сетке кто то мог увидеть из офицеров. Обходы делались регулярно по территории. И вот чего мы боялись, то и случилось. Мы с Пэхом висим на сетке, а из-за угла выходит дежурный по колледжу. Это был один из «злых» и придирчивых офицеров. Мы замерли и перестали дышать. Он прошел под нами, остановился, взглянул на часы, развернулся, снова пошел обратно под нами. Около угла начал наблюдать за свинарником. Мы висели, он стоял. Простоял он не больше 2-х минут и пошел обратно. Потом удалился совсем. Мы выдохнули. И нас начал разбирать смех. Мы постучали в окошко палаты. Высунулось заспанное лицо второкурсника. Он нам открыл окно, отогнул сетку ногой и мы как удавы просочились в палату. ВСЁ! Мы на месте. Никто и ничего не заметил. Время было уже около 6 утра. Мы легли спать. Через час принесла медсестра градусники. У всех температуры были от 35 до 36. У нас с Пэхом была 37,4. Она удивилась, но в дальнейшем ничего выяснять не стала. Позже на следующих выходных второкурсники где-то раздобыли вина и тоже по-тихому его выпили. Мы с Пэхом их сразу вычислили по красно-пунцовым пятнистым лицам. Гнобить их не стали, предупредили, что на антибиотики алкоголь дает резкую реакцию, и им бы следовало не шарахаться по санчасти, а спрятаться. Они поняли и больше не рисовались.
Через полтора месяца эпидемия прошла окончательно, и ЛМК вернулся к своей повседневной жизни.
К лету мы сдали все экзамены и были направлены на заключительную практику.
На этот раз я попал вместе с двумя судоводами в порт г. Ломоносова на КИЛ-1. Со мной были 2 судовода с нашей объединенной роты. Фрэш и Назар. Они стояли на штате матросами-рулевыми, и каждый день были заняты палубными и другими работами. У них практика длилась с марта месяца и по август. У меня всего лишь 1,5 месяца. Поэтому капитан КИЛ-1 Черноус, меня на штат ставить не стал. Однако он сказал мне как будущему НСР (в шутку, что бы я не расстраивался), принимать пищу в кают-компании со всем командным составом килектора. И выделил мне отдельную каюту, в которой никто не проживал.

Вот этот корабль. Судно кабельно-инженерных линий.
Моя каюта на этот раз находилась в надстройке (в белой части борта). Уютная, чистенькая приятная каюта. Столик, диван, 2 стула, 2 шконки в два яруса. Двухместная.
Питание было отменным. По-домашнему. Гуляш, супы разные, котлеты, пюре. Салатики тоже.
Экипаж был весь гражданский.
С начальником судовой радиостанции сразу же нашли общий язык. Он как и капитан был выпускником ЛМК. Помощники тоже наши выпускники разных годов.
На практике на килекторе я уже абсолютно самостоятельно нес вахты в радиосетях. Всё оборудование было мне знакомым. Радиорубка там была не очень большая. Но очень уютная. С диваном и столом обычным, помимо рабочего стола.
С НСР мы поменяли рабочие части лучевых антенн, заменили изоляторы на «Штырях».
Во время моего пребывания на КИЛ-1 мы сходили в Приморск, который под Выборгом. Там мы снимали якоря, оставшиеся от бакенов, у которых при съёме зимой оторвались цепи и тросы.
Якоря у бакенов в виде многотонных бетонных усеченных конусов. Бочки и бакены при снятии иногда отрываются от якорей.

Этот кран на корме судна мог поднимать очень тяжелые грузы со дна.
Мадонна мне рассказывал, когда на КИЛ-143 ходили они в Норвежское море и пытались достать капсулу спасательную от АПЛ «Комсомолец», затонувшей в 1989 году после катастрофы. На палубе они везли 8 гробов. Но капсулу так и не смогли достать. Делали 2 попытки, но стальные тросы толщиной с руку рвались. Море так и не отдало погибших моряков. Вообще море неохотно отдаёт то, что отобрало у человека.
Во время перехода на рейд Приморска я почти постоянно находился на палубе. Потом НСР мне дал указание нести радиовахту. Он был спокоен за меня. Я уже был опытный радист. ЛМК нас хорошо подготовило.
Позже когда мы встали под рабочее положение, стали налаживать кран. Всем не привлеченным к работам капитаном было приказано покинуть палубу. Остальным палубным матросам и операторам крана выдали каски и работа закипела. Вообще по килектору как по стройке положено перемещаться в касках, так как на нем было много подвесного тросового оборудования. Тросы могли обрываться по разным причинам.
Как и когда и кто зацепил тросы на глубине за якорь, я этот момент упустил. Был в каюте. Но я почувствовал, что со стола покатились предметы и появился крен. Я вышел на шкафут и увидел, как задняя часть стрелы крана почти под водой, а нос корабля задран настолько высоко, что даже было видно подруливающие носовые винты в воздухе и часть киля. Все были в напряжении. Якорь не хотел отрываться от дна. И тут произошло ожидаемо-неожиданное. Тросы под водой лопнули и нос судна с огромной скоростью и большой массой плюхнулся в воду, да так, что нас всех тряхнуло, пришлось держаться кто за что мог.
Второй попытки мы не делали. Переночевав на рейде, утром мы пошли обратно в Ломоносов.
Всё остальное время практики я либо спал в каюте, либо выходил гулять по Рамбову. К тому времени я познакомился с двумя курсантками и делал им экскурсии по килектору. Особо никто замечаний не делал. Весь экипаж был гражданский. Порядок на судне был идеальный, но строгости не было.
Эта практика мне тоже запомнилась как наилучшая. Капитан Черноус много спрашивал про преподавателей. Потом перед первым приёмом пищи в самом начале практики представил меня членам команды как будущего НСР и я был на положении начсостава. Он даже мне предложил направить в ЛМК запрос о распределении меня на его КИЛ-1 пред выпуском. Я конечно же был рад такому предложению. Черноус дал мне положительные отзывы о моей работе во время практики и рекомендации о распределении меня после выпуска 1-м радиооператором на судно. У них была вакансия.
Практика подошла к концу. Я снова покидал полюбившееся мне судно с сожалением. Боцман мне выдал половину вещмешка картофеля, 5 яиц, 2 банки шпрот, хлеб, сахар, чай и похлопал по отечески по спине, приобнял. Приходи после выпуска, мы тебя ждём, были его слова.
И вот очередной и крайний каникулярный отпуск. За 4 года я уже привык 2 раза в год ездить домой. И снова возвращаться. Оставалось только нашить курсовку с 5-ю уголками и отучиться еще 4 месяца.

(продолжение следует)